![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Занятные совпадения во времени событий на Ближнем Востоке и акции протеста в штате Висконсин показывают и разницу в этих событиях.
Упрощенно говоря, беспорядки в Тунисе, Египте, Ливии, Бахрейне, Кувейте и так далее демонстрируют следующее:
1. Персонификация протеста, направленность социальной протестной энергии на конкретную личность и ее ближайшее окружение.
Главный энергетический заряд - уход той или иной политической фигуры.
Никакие компромиссы, как показывает пример Египта, не принимаются. Никакие реформы и обещания реформ не спасают.
2. Ярко выраженная социальная основа протестов и недовольств.
Причем социальная основа представленная в самом общем виде, без понимания как и кто это должен сделать и возможно ли это вообще.
Накопившиеся в людях недовольство и неудовлетворенность жизнью теперь не встречают каких-то важных барьеров и преград, и выливаются в публичное пространство, умножаясь и мультиплицируясь.
3. Собственно специализированных социальных и политических требований существенно меньше, их часто даже почти не слышно.
Их некому формулировать, по всей видимости некому сделать даже запрос на их формулировку. Такого рода требования оказываются просто не нужны и не востребованы в ситуации гражданского протеста. Который все больше и больше уходит в сторону персональных изменений во власти и презентации лозунгом общесоциального характера.
Теперь посмотрим, что происходит в Висконсине.
А там все эти же пункты, но расставлены ровно наоборот!
1. Специализированные социальные и политические требования. В данном случае (вдумайтесь!) - люди протестуют против предложенного губернатором законопроекта об отмене существующего более полувека права госслужащих местного уровня на заключение коллективного договора их профсоюза с работодателем – штатными и местными органами власти.
Крайне высокий уровень специализации требований нисколько не уменьшает количество протестующих, привыкших к существованию в сложной политической среде, требующей от каждого понимания и четкой личной ориентации в этих дебрях.
2. Общее социальное недовольство и неудовлетворенность, которые заставляют проявлять солидарность с жителями Висконсина многих американцев. Однако это недовольство находит свое выражение в формах, привычных и обычных для американца и американкой политической системы. Для американцев это не эксцесс - это право и доказательство существования демократии в их стране.
3. Очень слабая персонификация протестных настроений. Верней так - приоритет технологического решения специализированной проблемы над судьбой основных персон конфликта.
Если поразмышлять, в чем разница между этими двумя кейсами, то можно кое-что увидеть.
Хотя бы то, что в странах Ближнего Востока, отсутствие полноценной политической жизни приводит к преобладанию персонифицированной и обще социальной протестной энергетики. Которую довольно легко возбудить и мультиплицировать в кризисные ситуации.
В штате Висконсин, напротив, сами протесты несут в себе довольно специальное социально-политическое требование. И солидарность оказывается построена изначально на осознании специализированных требований, и только потом переходит в общесоциальную плоскость, без концентрации на требованиях персонально-протестного характера.
Вывод.
Ограничение политической жизни опасны не столько потому, что кто-то остается за бортом политики и чьи-то взгляды не представлены. То есть не только в подавлении оппозиции дело. Хотя это само по себе важно.
Дело еще и в том, и это может быть самое главное, что граждане, выросшие и привыкшие к такой среде, склонны переводить критические ситуации в выражение своих общесоциальных недовольств и персонифицированных протестов. Причем ни сил, ни опыта, ни времени выразить что-то конструктивное в этих ситуациях у граждан не достает.
В результате, апелляции к общесоциальной проблематике и требования персонифицированной, почти точечной ответственности, находят самый широкий и быстрый отклик у граждан и становятся основным фактором солидарности, сметающим все преграды.
И вот от этого веет какой-то обреченностью.
.
Упрощенно говоря, беспорядки в Тунисе, Египте, Ливии, Бахрейне, Кувейте и так далее демонстрируют следующее:
1. Персонификация протеста, направленность социальной протестной энергии на конкретную личность и ее ближайшее окружение.
Главный энергетический заряд - уход той или иной политической фигуры.
Никакие компромиссы, как показывает пример Египта, не принимаются. Никакие реформы и обещания реформ не спасают.
2. Ярко выраженная социальная основа протестов и недовольств.
Причем социальная основа представленная в самом общем виде, без понимания как и кто это должен сделать и возможно ли это вообще.
Накопившиеся в людях недовольство и неудовлетворенность жизнью теперь не встречают каких-то важных барьеров и преград, и выливаются в публичное пространство, умножаясь и мультиплицируясь.
3. Собственно специализированных социальных и политических требований существенно меньше, их часто даже почти не слышно.
Их некому формулировать, по всей видимости некому сделать даже запрос на их формулировку. Такого рода требования оказываются просто не нужны и не востребованы в ситуации гражданского протеста. Который все больше и больше уходит в сторону персональных изменений во власти и презентации лозунгом общесоциального характера.
Теперь посмотрим, что происходит в Висконсине.
А там все эти же пункты, но расставлены ровно наоборот!
1. Специализированные социальные и политические требования. В данном случае (вдумайтесь!) - люди протестуют против предложенного губернатором законопроекта об отмене существующего более полувека права госслужащих местного уровня на заключение коллективного договора их профсоюза с работодателем – штатными и местными органами власти.
Крайне высокий уровень специализации требований нисколько не уменьшает количество протестующих, привыкших к существованию в сложной политической среде, требующей от каждого понимания и четкой личной ориентации в этих дебрях.
2. Общее социальное недовольство и неудовлетворенность, которые заставляют проявлять солидарность с жителями Висконсина многих американцев. Однако это недовольство находит свое выражение в формах, привычных и обычных для американца и американкой политической системы. Для американцев это не эксцесс - это право и доказательство существования демократии в их стране.
3. Очень слабая персонификация протестных настроений. Верней так - приоритет технологического решения специализированной проблемы над судьбой основных персон конфликта.
Если поразмышлять, в чем разница между этими двумя кейсами, то можно кое-что увидеть.
Хотя бы то, что в странах Ближнего Востока, отсутствие полноценной политической жизни приводит к преобладанию персонифицированной и обще социальной протестной энергетики. Которую довольно легко возбудить и мультиплицировать в кризисные ситуации.
В штате Висконсин, напротив, сами протесты несут в себе довольно специальное социально-политическое требование. И солидарность оказывается построена изначально на осознании специализированных требований, и только потом переходит в общесоциальную плоскость, без концентрации на требованиях персонально-протестного характера.
Вывод.
Ограничение политической жизни опасны не столько потому, что кто-то остается за бортом политики и чьи-то взгляды не представлены. То есть не только в подавлении оппозиции дело. Хотя это само по себе важно.
Дело еще и в том, и это может быть самое главное, что граждане, выросшие и привыкшие к такой среде, склонны переводить критические ситуации в выражение своих общесоциальных недовольств и персонифицированных протестов. Причем ни сил, ни опыта, ни времени выразить что-то конструктивное в этих ситуациях у граждан не достает.
В результате, апелляции к общесоциальной проблематике и требования персонифицированной, почти точечной ответственности, находят самый широкий и быстрый отклик у граждан и становятся основным фактором солидарности, сметающим все преграды.
И вот от этого веет какой-то обреченностью.
.
