Бес(з) покаяния
Apr. 29th, 2010 09:58 amА вот интересно, жанр покаяния так и не стал сколько-нибудь заметным жанром в российском обществе.
Ни в обыденной жизни, ни в искусстве (в массовой культуре - отсутствует начисто!), ни тем более, в политике.
Хотя попытки были.
После известного фильма Тенгиза Абуладзе "Покаяние" (1984 г.) это слово и явление вроде бы зазвучало в тогда еще советском обществе. Но очень быстро покаяние преобразовалось в обвинения, предъявляемые другим, для доказательства собственной непричастности и невиновности.
Когда-то, лет 15 назад, Владимир Познер начинал даже такую передачу, где известные люди публично с экрана в чем-то должны были каяться. Естественно, не пошло. Потому что никому не надо. Никто не виноват, и никто не хочет чувствовать себя виноватым.
Покаяние слилось с чувством вины и стало подавляться по тем же правилам.
Сегодня это не просто непопулярный жанр - покаяние в обществе считается слабостью и вообще недопустимым поведением.
То есть переживать свои ошибки и ожидать прощения от общества (или высших сил) нам приходиться непублично, в одиночку, один на один с собой и своей совестью. А на публике, в обществе надо храбро демонстрировать свою непогрешимость, твердость, доказывать безошибочность своего поведения и своих решений. Это наш большой и серьезный конфликт, конфликт внутри каждого из нас.
Отсюда и сострадание, основной элемент человеческой природы, развит у нас только там, где это не касается непосредственно твоей деятельности, твоих деяний и деяний окружающих тебя людей, где-то там далеко, то есть превращается в абстрактное ритуальное сострадание.
Все это вместе, - отсутствие социально-психологического механизма публичного покаяния, ритуализированного института покаяния в обществе, абстрактное сострадание, ожидания в обществе и негативные санкции к тем, кто демонстрирует покаяние - создает специфическую ситуацию, которая не разрешится сама собой.
А приводит это все к очень важным вещам, имеющим в том числе и политическое значение - это особенности восприятия политических лидеров и их деятельности, специфика ожиданий от этих лидеров, отсутствие полноценной критики и, тем более, критики направленной на себя самого, на свою референтную группу.
Короче, противоречивое сочетание репрезентиируемой собственной безошибочности и реальной сложной ситуации проб, ошибок и злоупотреблений создает среду, в которой любые слова, любые действия уже не оцениваются с точки зрения их соответствия тому, что человек говорил и делал раньше, а только с точки зрения эффективности реализации им стратегий поддержания собственной непогрешимости, ради которой можно частично поменять и подогнать не только объективные факты, но даже и подкорректировать собственную сущность.
В результате мы начинаем играть в игры, слабо связанные с реальностью.
Мы гоним покаяние прочь, а оно врывается в нашу жизнь через окна нашей души, через щели нашей совести, расшатывая внутренние устои и укорачивая отпущенный нам жизненный срок.
.
Ни в обыденной жизни, ни в искусстве (в массовой культуре - отсутствует начисто!), ни тем более, в политике.
Хотя попытки были.
После известного фильма Тенгиза Абуладзе "Покаяние" (1984 г.) это слово и явление вроде бы зазвучало в тогда еще советском обществе. Но очень быстро покаяние преобразовалось в обвинения, предъявляемые другим, для доказательства собственной непричастности и невиновности.
Когда-то, лет 15 назад, Владимир Познер начинал даже такую передачу, где известные люди публично с экрана в чем-то должны были каяться. Естественно, не пошло. Потому что никому не надо. Никто не виноват, и никто не хочет чувствовать себя виноватым.
Покаяние слилось с чувством вины и стало подавляться по тем же правилам.
Сегодня это не просто непопулярный жанр - покаяние в обществе считается слабостью и вообще недопустимым поведением.
То есть переживать свои ошибки и ожидать прощения от общества (или высших сил) нам приходиться непублично, в одиночку, один на один с собой и своей совестью. А на публике, в обществе надо храбро демонстрировать свою непогрешимость, твердость, доказывать безошибочность своего поведения и своих решений. Это наш большой и серьезный конфликт, конфликт внутри каждого из нас.
Отсюда и сострадание, основной элемент человеческой природы, развит у нас только там, где это не касается непосредственно твоей деятельности, твоих деяний и деяний окружающих тебя людей, где-то там далеко, то есть превращается в абстрактное ритуальное сострадание.
Все это вместе, - отсутствие социально-психологического механизма публичного покаяния, ритуализированного института покаяния в обществе, абстрактное сострадание, ожидания в обществе и негативные санкции к тем, кто демонстрирует покаяние - создает специфическую ситуацию, которая не разрешится сама собой.
А приводит это все к очень важным вещам, имеющим в том числе и политическое значение - это особенности восприятия политических лидеров и их деятельности, специфика ожиданий от этих лидеров, отсутствие полноценной критики и, тем более, критики направленной на себя самого, на свою референтную группу.
Короче, противоречивое сочетание репрезентиируемой собственной безошибочности и реальной сложной ситуации проб, ошибок и злоупотреблений создает среду, в которой любые слова, любые действия уже не оцениваются с точки зрения их соответствия тому, что человек говорил и делал раньше, а только с точки зрения эффективности реализации им стратегий поддержания собственной непогрешимости, ради которой можно частично поменять и подогнать не только объективные факты, но даже и подкорректировать собственную сущность.
В результате мы начинаем играть в игры, слабо связанные с реальностью.
Мы гоним покаяние прочь, а оно врывается в нашу жизнь через окна нашей души, через щели нашей совести, расшатывая внутренние устои и укорачивая отпущенный нам жизненный срок.
.