В 90-х люди тоже умирали. Но как-то незаметно и обыденно.
Не то что в 70-е и в начале 80-х. Вот это была эпоха!
Помню, только перешел я во второй класс, то есть стал почти самостоятельным, как встретился с этой эпохой. Вернулся я из школы, после уроков, часов в 12. И сразу включил телевизор. Старт-4. Был такой телек.
И когда родителей не было дома я его сразу же включал. Независимо от программы и моих занятий. С телевизором было веселее.
Но днем, если кто помнит, передач никаких тогда не было, и на фоне загадочной таблицы была трансляция радио Маяк. А мне и это нравилось, смотреть было необязательно. Радио в телевизоре не очень меня тогда смущало.
Но в тот день, 30 октября 1973 года, почему-то вместо радио Маяк в телевизоре происходили какие-то события. Шли какие-то колонны, люди, машины, играла грустная музыка...
Мне стало интересно и я смотрел, пытаясь понять, что происходит. В какой-то момент диктор все-таки объяснил суть шествия - это были похороны Семена Михайловича Буденного, легендарного командующего Первой Конной.
Возможно, первые похороны в прямом эфире.
Так я встретил целую эпоху. С интересом и с любопытством. Я не понимал, что такое смерть, но ощущал важность и торжественность этого события, которое транслировалось в прямом эфире на всю страну.
Целая эпоха похорон. И это создавало особую атмосферу моего вхождения в жизнь, моей социализации.
Наши маленькие смерти, которые происходили вокруг меня в эту эпоху не входили. У нас была другие жизни и другие смерти. Маленькие и не очень важные. О них не сообщалось в телевизоре. Они происходили просто так, сами собой, без комиссий и консилиумов.
Дядя Саша ехал в машине и умер. Почему? Медицина в лице одного эскулапа оказалась бессильна объяснить этот феномен. "Смерть наступила от неустановленной причины". Подойдет вам такая формулировка? А нам-то чего уж, подойдет, нам главное теперь похоронить по человечески, а чего уж вы там напишите - какая разница. Приходите на поминки.
Отец Светки и Таньки повесился в ванной комнате, на трубе, поджав ноги. Пьяный, естественно. Девчонки двойняшки, мои ровесницы, рассказывали про это со знанием дела. А потом мы все вместе шли играть.
И так далее.
Это все было слишком обыденно и неинтересно.
В 70-80-е годы мы начинали жить чужими смертями. Важными и значительными. С похоронами в прямом эфире. Со слезами на глазах.
Там и была настоящая жизнь и настоящие похороны. Не то что у нас.
Траурные торжественные шествия, ордена на подушечках, военный эскорт, речи с мавзолея, и, наконец, громкий и резкий воинский салют.
Вот это жизнь, вот это смерть...
В 90-е годы мы стали умирать сами. Но тоже тихо и незаметно. Не сильно беспокоя окружающие пространства и эфиры.
И поумирали немало, надо сказать. Под веселые мелодии и шутки в телевизоре. Это ведь были не те смерти, ради которых стоит вести прямую трансляцию.
В нулевые годы пришли другие похороны. И все они были связаны с большими трагедиями, большими российскими трагедиями и большим количеством погибших. Почему-то их было особенно много в прошедшее десятилетие. Там все было прилично - государственный траур и прочее. Это были трагедии более близкие к нам, к людям. Это, конечно, были наши трагедии, наши смерти.
И вот, как привет из прошлого, через три года после похорон Бориса Ельцина (в прямом эфире, естественно), пришел черед и его соратника, Виктора Черномырдина
(тоже все будет в прямом эфире). И это уже тенденция.
Мы только привыкли к своим маленьким жизням и смертям, даже к массовым трагедиям, - как вдруг к нам возвращаются Большие похороны, Большие государственные похороны в прямом эфире, создающие иллюзию наличия страны, общества, людей, будущего этой страны, наконец.
И мы становимся еще меньше, и наши маленькие жизни привычно ждут своей маленькой худосочной смерти.
.