Как на войне

Даже не знаю. Уже какая-то привычка. Как на войне.
Нас все меньше и меньше.
Только бессмысленно. Бесцельно.

Правоохранительные органы весь год усиленно готовились.
Приобретали спецтехнику для разгона демонстрантов, тренировались бороться с возмущением пожилых граждан...

Президент играл в либерала-демократизатора, семафорил сигналами почти без перерыва, призывал затянуть потуже часовые пояса,
Премьер страны легко, играючи решил проблемы около полусотни граждан в прямом эфире.

А все получается не так. И приходит не оттуда.
И уходит туда, откуда нет возврата.
.

Неисправимость бытия

Он не любил, когда она начинала плакать.
Он чувствовал себя виноватым, он ведь и был причиной.
А это случалось все чаще.
Она замолкала, смотрела на него зелеными глазами, и начинала плакать.
Близкая, любящая его женщина.
Плакала, потому что знала, что счастье, ее маленькое счастье, которого она так хотела - уже невозможно.
Его никогда не будет.
В этот момент она точно знала. В этот момент она видела все, как есть.
И начинала плакать.

И это случалось все чаще.
Она говорила сквозь слезы, ну ты меня хоть немного-то любишь?
И он отвечал, ему приходилось, надо было стараться.
Нельзя же все время уходить от ответа.
Он отвечал, он говорил неправду, и ему было стыдно.
Он обнимал ее и торопился что-то рассказать, вспомнить, отвлечь.
Он умел это делать, говорить какую-то чушь, а она так хотела, очень хотела слушать его и слушать.
Только его.

Он пытался ее рассмешить, обещал, что будут они скоро вместе, что больше ни с кем он не будет.
Что скоро они поедут туда, где никто их не знает, и будет им там хорошо и спокойно.
Хотя бы на несколько дней.

Она улыбалась. Она уходила оттуда, где все было ясно, где все было правдой.
И возвращалась в тот мир, где счастье, ее ненастоящее счастье было возможно.

Он веселил ее, расказывал что-то смешное. И слезы почти высыхали, и все становилось как раньше.
Они тихо смеялись вместе, почти искренне и почти всерьез. Особенно она.

И не было в мире ничего счастливей и страшней этого смеха.

Но понял он это гораздо позднее. Когда ничего,
то есть совсем ничего нельзя уже было исправить.
.

О смирении и смерти

На поезде в Питер,
На восьмилетие в клуб,
В лифт без страховки,
В люк незакрытого колодца,
Из окна восьмиэтажного дома,
В Дом ветеранов, на праздник,
В маршрутку, до аэропорта,
В междугородний автобус,
По переходу, на зеленый сигнал светофора,
Под крышей торгового центра,
Под стенами рухнувшей школы,
На месте сгоревшей больницы,
В пяти километрах от электростанции,
Тепловой, атомной или гидро (нужное зачеркнуть)
Под вечным недремлющим оком,
С заботой о нефти, о газе, о пиве, и даже о людях,
С мечтой о великой России...

В конце концов, какая тебе разница?
Так или иначе, молча ожидать свою нелепую смерть,
Не это ли достойный финал
глупой и маленькой жизни?