evstifeev | Nov. 7th, 2009

Nov. 7th, 2009

День седьмое ноября - красный день календаря,
Посмотрел в свое окно все на улице .. в снегу.
.

А еще я вспомнил, что день 7 ноября и сопутствующие ему выходные назывались октябрьскими праздниками.
Так и говорили - "на октябрьские праздники".
Ну или - "после октябрьских сделаем".

И никто особо не волновался по поводу такого несоответствия названия и календарной даты.

А сегодня, наверное, не каждый поймет, почему так называли праздник в ноябре.
.

А я вот не понимаю, почему всякие там Единые России, Молодые гвардии, НАШИ, боятся праздника 7 ноября.
Что им мешает гордится великим историческим событием?
Повлиявшим на всю историю 20-го века.

Сегодня много говорят о параде 7 ноября 1941 года. Типа как замена настоящему 7 ноября.
Но разве можно устраивать такое соревнование?
Разве это не бесстыдно?

Вон французы гордятся Великой французской революцией, Парижской Коммуной, да еще как!

Уверен, что рано или поздно события 7 ноября мы опять будем отмечать как государственный праздник.
Не праздник единства, или согласия, или еще чего, а праздник великого порыва народа к справедливому устройству и к благополучию.
Настолько великого, что под влиянием нашего опыта вся Западная Европа начала строить Wellfare State, государство социального благополучия. И преуспели в этом.
То есть именно тогда стало понятно, что без социального благополучия для простого человека вполне возможны совсем плохие варианты развития событий, вплоть до гражданской войны. Делиться надою господа капиталисты.
И этому Европу научили мы.

Чем не праздник?
Единственное, что огорчает - сами-то мы эти уроки пока забыли, да и вспоминать особо не дают, те же Единая Россия и прочие.
.

Медведев поддержал введение индекса цитирования как оценки значимости научных работ:

В отношении цитирования как основного критерия научных заслуг и активности ученого. С этим я на 200 процентов согласен. Во всем мире это единственный весомый критерий, который используется, и мы должны его в максимальной степени внедрять, но, конечно, с известными оговорками.
Потому что если по естественному циклу наук, по точным наукам это 100-процентное попадание, то у гуманитариев, которые мне в силу образования, в общем, близки, цитирование, конечно, по-другому устроено. Гуманитарные науки все-таки в значительной мере носят национальный характер.
И считать, что если, допустим, кого-то из наших филологов, политологов или юристов неактивно цитируют на Западе, это, стало быть, плохой показатель, это еще все-таки "бабушка надвое сказала", что называется. Но в целом как критерий оценки научных заслуг - абсолютно правильно, и нужно, чтобы наше Министерство образования уже переходило к использованию коэффициента цитирования в качестве такого показателя.

И тут я с ним полностью согласен.
И чем ответит ВАК?
.

Медведев, в сегодняшнем интервью Шпигелю.

Д.Медведев. Наши ценности – те же, что и у Вас на Западе. Я не вижу больших различий в вопросах свободы и прав человека, в первую очередь, если сравнивать с новыми членами ЕС: в вопросах политической культуры и экономического развития они ничуть не лучше нас – но они маленькие и постоянно говорят о том, со сколь многими угрозами им приходится иметь дело.
Разница с Россией заключается только в том, что мы большие, очень большие, и у нас есть атомное оружие. Просто неверно говорить: вот здесь есть единая Европа, в которой демократия уже сбылась, а там – мрачная, необразованная Россия, которую пока нельзя пускать в Европу.

Очень хочется быть обычной капиталистической страной. Очень хочется.
Быть как все, получать прибыли, и чтоб тебя уважали так же.
"Возьмите нас", просит Медведев, - "Мы такие же как вы, ну возьмите!".

Но не получается почему-то.

А не фиг забывать уроки 17-го года.
.

Медведев просится в ихнее буржуинство.
Но его пока не пускают.

Потому что надо вот так проситься:

Вот сидят буржуины и думают: что же это такое им сделать?
Вдруг видят: вылезает из-за кустов Мальчиш-Плохиш и прямо к ним.
- Радуйтесь! -- кричит он им. - Это все я, Плохиш, сделал.Я дров нарубил,я сена натащил, и зажег я все ящики с черными бомбами, с белыми снарядами да с желтыми патронами. То-то сейчас грохнет!

Обрадовались тогда буржуины, записали поскорее Мальчиша-Плохиша в свое буржуинство и дали ему целую бочку вааренья да целую корзину печенья.
.

Сегодня на многих форумах и сайтах люди выясняют, с кем бы они были в октябре 17 - с белыми или с красными.

Само по себе это не вредно, вот так поиграть и подумать.
Нужно только учитывать, что такой выбор между двумя альтернативами представляется понятным только для нас, живущих через 90 лет после исторического события.

Тогда, 92 года назад, все виделось далеко не таким однозначным, было очень много разнообразных политических сил, да и внутри даже большевиков были разные течения. Не говоря уж о более аморфных партиях.

В России 17 года уже была многопартийность, причем реальная, была (временами, конечно) и свобода слова. Даже Ленин не случайно утверждал, что после февраля 17 года Россия стала одной из самых демократических (естественно, в буржуазном смысле) государств Европы.

Тогда было из чего выбирать.
Но решать экономические и социальные проблемы было некому.
На этом и сыграли большевики, заявив устами Ленина - "Есть такая партия!".
Это было нагло, дерзко, и близко к мошенничеству.
Ну, то есть точно так, как и должен действовать настоящий политик, если он хочет добиться успеха.

Я к чему все это болтаю.
В общем. я бы в 17 выбрал бы меньшевиков во главе с Мартовым.
И сегодня Мартова нельзя не вспомнить.

Мой друг, профессор Гурвич, которому в этом году исполнилось 90 лет, рассказывал про своего отца.
Отец его - меньшевик, соратник Юлия Мартова. лично знавший всю и меньшевистскую и большевистскую верхушку, включая Ленина и прочих.
В 30-е годы в дом Гурвичей в Риге захаживали Аксельрод, Потресов и Перси Борисович их даже помнит.
Ну, так вот, из рассказов своего отца, Перси Борисович как-то вспоминал следующее.
В ноябре 17 года, Мартов в кругу своих товарищей спорил о возможности построения социализма в России.
Почти все меньшевики утверждали, что Ленину не удасться построить социализм и даже злорадствовали по этому поводу.
А Мартов в сердцах вдруг сказал: "Да что вы говорите! Построит Ленини социализм, вот увидите, построит! Но, Боже мой, что это будет за социализм!"

Мартов, единственный близкий друг Ульянова, покинул Россию в 1920 году, под угрозой ареста и расстрела, будучи уже смертельно больным.
Юлий Мартов умер в 1923 году.
Больному Ленину о смерти его бывшегог друга не сказали.
За несколько месяцев до своей кончины, в один из периодов относительного улучшения здоровья, Ленин просматривая газеты наткнулся на сообщение о смерти Мартова. И застыл.
Почти уже не говорящий Ленин непонимающе смотрел на секретаря, тряс газетой и пытался шептать непослушными губами "Юлий...Юлий".

А Юлий, когда-то единственный близкий друг Владимира Ульянова, уже ничего не мог сказать своему бывшему товарищу, никого не мог предостеречь, помочь, спасти....

День 7 ноября, грустный день календаря.
.